Витаутас Петкявичюс - Приключения Желудя [иллюстрации]

— Мы двигаемся в обратную сторону!

— Ты совсем спятил! — удивился Горошек.

— Давай поспорим!

— Нет, мы идём правильно! — отрезал Жёлудь.

— Нет, неправильно, даю голову на отсечение! Не верите? Тогда я отправлюсь назад и посмотрю, правду вы говорите или нет, — заупрямился спорщик.

И хотя Орех Лесной смотрел назад, однако вывернутые ступни его побежали вперёд. Через некоторое время товарищи застали Ореха отчаянно спорящим с каким-то жуком. Доказывая, что жук не жук, Орех топал ногами и клялся провалиться на этом месте.

Но вдруг с дерева соскочила Белка, схватила спорщика за шиворот и унесла в дупло.

— Иду на пари, что я уложу её с третьего удара! — ещё успел крикнуть Орех.

— Это его последнее пари, — вздохнул Горох.

Жёлудь тоже хотел что-то сказать, но опустил голову и молчал всю дорогу. Лишь выбравшись из этого страшного леса, он вздохнул с облегчением и благодарными глазами посмотрел на своего приятеля.

— Горошек, дорогой друг, ведь и я… ведь и мне… А, да что тут много говорить!

Жёлудь почувствовал, как его грудь наполнилась каким-то новым, очень хорошим чувством, для которого не нужны были ни слова, ни взгляды. Он только махнул рукой и ещё быстрее зашагал, хоть и очень хотел сказать Гороху, что ради него не пожалел бы ничего на свете, даже собственной жизни.

А Горох словно обо всём забыл. Он катился, немного отстав, и робко поглядывал по сторонам.

— Ты снова из-за этих птиц?- спросил Жёлудь.

Горошек кивнул головой и сказал:

— Я и Паука боялся, а теперь только смех берёт.

— И есть же такие негодники! — тяжело вздохнул сын Дуба.

— Есть, и ещё мух ловят, — поддержал его Горошек и, подпрыгнув, кое-как перекатился через упавшую травинку.

 На третий день путешествия друзья подошли к какому-то полю.

Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как трутся друг о друга облака, как опадают пушинки одуванчика и как собирается туман над рекой.

— Может, поспим? — спросил усталый Горох.

— Можно, — согласился Жёлудь.

Только они хотели лечь, как вдруг впереди задрожала земля, послышалась канонада, солнце скрылось за тучей пыли и дыма.

— Прячься! — Жёлудь втащил друга в какую-то ямку и прикрыл своим телом.

Едва успели они укрыться под листиком клевера, как мимо пронёсся отряд фасолей-всадников. Все, как один, восседали они на кузнечиках, вооружённые сосновыми иглами и мечами из сухих стручков. Целая армия!

Земля содрогалась под копытами коней, вздымались столбы пыли. Отряд за отрядом, полк за полком, запылённые, понурив тяжёлые головы, скакали и скакали кавалеристы в жёлтых мундирах.

Последний отряд остановился неподалёку от убежища друзей. В центре гарцевал всадник, совсем не похожий на остальных. На нём был красный мундир с чёрными точками, плащ из тончайшей паутины и белый шлем из чашечки цветка. Ордена и знаки отличия не умещались на его груди, поэтому за ним следовал специальный носильщик. Однако и тот был почти не виден под грудой крестов и звёзд.

Всадник въехал на вершину кротового холмика и стал кричать:

— Вперёд, всадники! В бой, храбрецы! Ещё одна атака — и мы победим!

Жёлудь не вытерпел и подтолкнул Гороха:

— То-то будет работа моему перу! Настоящую войну опишу. Воробей от зависти онемеет.

— Не понимаю, зачем нам ввязываться в чужую. драку? — возразил Бегунок.

— Какой ты чудной! — не сдавался Жёлудь. — Они, наверное, дадут и нам пострелять.

Он выскочил из убежища и подбежал к бравому всаднику. Тот наставил на него копьё из сосновой иглы, пришпорил кузнечика и чуть было не растоптал Жёлудя.

— Вы кто такие? Откуда путь держите? — тут же обступили друзей всадники.

— Я знаменитый военный корреспондент и мастер письменных дел Жёлудь Дубовый, а это мой друг, замечательный поэт Горох Бегунок.

— Очень приятно. А я — Тур-Боб-набоб, правитель Бобового царства, потомок могущественного заморского рода, турецкой породы. И пока я жив, пока на моей груди будет хоть одна медаль, ни одному чужестранцу, ни одному самозванцу не позволю править моим царством. Я всех разнесу! Пускай весь мир знает, что я расправлюсь с пехотой и рано или поздно завоюю весь мир. Вперёд!

— Прекрасно, так и запишем! — обрадовался Жёлудь и раскрыл свою тетрадь.

— Пиши: сегодня мне принадлежит Бобовое царство, завтра — Кривдино государство, а послезавтра — весь мир! Победа так и рвётся в мои объятия. А ты, поэт Го-Рох, должен сочинить в мою честь песню. Дать им коней!

Правитель дёрнул поводья своего рысака и помчался вперёд.

Свита понеслась следом.

Жёлудь летел как угорелый, а Горошек едва держался в седле. От бешеной скачки у него стучали зубы, развевался торчащий на лбу вихор. Но даже и при этом он не мог смолчать:

— Из-за тебя мы из этого Кривдина государства до старости не выберемся. Увидишь, как миленькие.влипнем… — Он не договорил, так как прикусил язык.

— Не трусь, я научу тебя смелости, — хвастался Жёлудь. — Представь себе, что вокруг одни неучи, и никого не бойся.

— Я пытаюсь, но почему-то вижу только одного, — рассердился Бегунок.

— Песню! — приостановив коня, рявкнул владыка Бобового царства и сверкнул глазами. — Когда вы сочините песню?!

От его крика у приятелей потемнело в глазах, заложило уши, а по спине забегали мурашки. Поравнявшись с Горохом, Жёлудь тихо сказал:

— Надо что-нибудь придумать.

— Ты похвастался, ты и думай.

— Но ведь ты поэт!

— Спасибо, в следующий раз ты скажешь, что я свинья, и велишь рыть землю носом. Ещё раз говорю: я всего лишь простой Горошек и вовсе не хочу, чтобы меня называли всякими выдуманными именами.

Жёлудь морщил лоб, кусал перо, писал и снова черкал, но ничего путного не мог придумать. Дома все песни сочинял Певец, а тут надо было творить самому. От чрезмерного напряжения ума с него сошло семь потов. Возможно, он вспотел бы и в восьмой раз, но, видя, что знатный всадник достаёт из ножен меч, маленький самозванец стал выкрикивать первое, что пришло ему в голову:

— Как ты смеешь?! — взмахнул мечом предводитель кавалеристов.

— Эта песня предназначена для ваших врагов, чтобы они ещё больше боялись,в страхе оправдывался Жёлудь. — А для вас мы сложим другую.

После такого объяснения песня очень понравилась правителю. Спустя несколько часов армия уже распевала этот ужасающий марш, от которого должны были разбежаться все враги.

— Действительно, этот надменный Боб-набоб — страшный невежда и безнадёжный глупец, — обрадовался Горох. — Это наше счастье, дорогой Жёлудь, потому что врать тебе пока удаётся гораздо лучше, чем говорить правду.

Однако враги и не думали разбегаться. В конце поля загромыхали пушки, посыпался град пуль и снарядов, начался бой.

Носились кони без всадников, ползали всадники без коней; вокруг раздавались крики и стоны. А к полю боя скакали всё новые и новые полки.

Стоя на большущем камне, Боб-набоб не отрывался от бинокля и кричал:

— Вперёд, вперёд! К окончательной победе!

— Что думает главнокомандующий о ходе боя? — спросил Жёлудь.

— Гул орудий для меня прекраснее любой музыки. Огонь войны для солдата милее хлеба, — напыщенно ответил Боб-набоб.

Вдруг над их головами разорвался шрапнельный снаряд, заряженный ядовитыми семенами белены. Испуганные кони метнулись в сторону и понесли всех в самое пекло боя.

— Отбой! Отбой! — не своим голосом закричал правитель Бобового царства. — Трубить отбой!

Но было уже поздно. Жёлудь вылетел из седла, перевернулся в воздухе и, грохнувшись на землю, потерял сознание. Только выпавшая к вечеру роса привела его в чувство. Вокруг было тихо и пусто. Где-то неподалёку чуть слышно стонал раненый, где-то ржал конь. Жёлудь крикнул раз, другой, но никто не откликнулся.

Собравшись с силами, он медленно пополз на стоны. В большой воронке, вырытой снарядом, лежал Горошек.

— Куда ты ранен? — спросил Жёлудь. Горох ничего не ответил, только жалобно застонал. Жёлудь увидел распоротый бок товарища и, не выдержав, упал как подкошенный.

 Когда голова у Жёлудя перестала кружиться, Горошек уже не стонал. Он терпел, стиснув зубы, и даже пытался улыбнуться.

— Теперь я ничего не боюсь, — с надеждой промолвил Бегунок. — Ведь ты знаменитый доктор и быстро вылечишь меня.

— Разумеется, — пообещал Жёлудь и, взявшись руками за голову, глубоко задумался.

В эту минуту он ненавидел себя. Жизнь Горошка висела на волоске, а он не мог помочь другу, потому что, кроме как врать и хвастаться, ничего больше не умел. Правда, Жёлудь однажды видел, как люди залечили его папаше подгнивший бок цементным пластырем, но не мог придумать, где достать это чудесное лекарство.